Блаженны мертвые - Страница 69

— Мы как раз за стол садились.

— Конечно, конечно, не буду вам мешать. Вот только поздороваюсь...

Аронссон попытался пройти в кухню, но Малер оперся рукой о косяк, перегородив ему дорогу. Аронссон захлопал глазами.

— Густав, да что с тобой, право слово? С дочкой твоей хочу поздороваться.

Анна встала и поспешно подошла к двери, чтобы опередить Аронссона. Не успел Малер убрать руку, чтобы пропустить дочь, как Аронссон тут же проскользнул в кухню.

— Давненько, давненько, — произнес он, протягивая ей ладонь.

Он окинул кухню цепким взглядом. Анна даже не взяла его руки — все равно было слишком поздно. Как только Аронссон заметил Элиаса, зрачки его расширились и застыли, как два радара, нашедших свою цель. Он облизал губы кончиком языка, и Малер еле устоял перед искушением стукнуть его по голове кочергой.

Аронссон указал на Элиаса:

— Что... это?

Схватив его за плечи, Малер выволок его в коридор.

— Это Элиас, а вот тебе пора домой. — Он вырвал шляпу из рук соседа и нахлобучил ее ему на голову. — Я бы, конечно, мог попросить тебя держать язык за зубами, да только это все равно бесполезно. Уходи.

Аронссон вытер рот тыльной стороной руки.

— Он что... мертвый?

— Нет, — ответил Малер, наступая на него, так что Аронссону оставалось лишь пятиться к двери. — Он ожил, и я пытался его вылечить. Но теперь, насколько я понимаю, все кончено, уж ты постараешься.

Сделав еще шаг назад, Аронссон оказался на крыльце. На лице его блуждала растерянная улыбка. Возможно, он обдумывал, куда бы ему сообщить эти ценные сведения.

— Ну что ж, счастливо оставаться, — выдавил он из себя, продолжая пятиться. Малер захлопнул дверь.

Анна сидела на полу кухни, держа Элиаса в объятиях.

— Нужно уезжать, — произнес Малер, ожидая, что она ему возразит, но Анна лишь кивнула:

— Да, пожалуй.

Они покидали все, что было в холодильнике, в термосумку, затем собрали вещи Элиаса. Малер специально проверил, на месте ли паровозик и другие игрушки. Мобильный телефон, запасная одежда.

У них не было ни спальников, ни палатки, но Малер уже все продумал.

Последние несколько дней, особенно перед сном, он только и делал, что обдумывал всевозможные ситуации, решая, как лучше поступить в экстренном случае. Вот и пригодилось. Он уложил в сумку молоток, отвертку и монтировку.

Раньше, когда они уезжали на весь день кататься на лодке, на сборы уходило не меньше часа. Теперь, отправляясь в путь неизвестно на сколько, они упаковались за десять минут и наверняка что-нибудь забыли.

Ну и ладно, в конце концов, всегда можно сплавать в магазин и купить все, что надо. Сейчас главное — увезти отсюда Элиаса.

Они медленно шли через лес. Анна несла вещи, Малер — Элиаса. Сердце его пока не беспокоило, но он понимал, что его может прихватить в любой момент. Главное — не нервничать.

Элиас лежал в руках деда, не подавая никаких признаков жизни. Малер нес его, осторожно нащупывая дорогу под ногами, чтобы не споткнуться о корягу. Пот заливал глаза.

Сколько мучений — и ради чего? Чтобы сохранить крохотную искорку жизни.

УЛ. СВАРВАРГАТАН, 11.15

Несмотря на то, что машина тестя блестела чистотой, салон был насквозь пропитан запахом дерева и масляной краски. По профессии Стуре был плотником и зарабатывал на жизнь строительством пристроек для дачников.

Магнус забрался на заднее сиденье. Передав сыну корзину с Бальтазаром, Давид сел вперед. Почесывая затылок, Стуре изучал карту города, вырванную из телефонного каталога.

— Хеден, Хеден...

— По-моему, на карте его нет, — сказал Давид. — Это в районе Ервафельтет, в сторону Акаллы.

— Акалла, значит?

— Да. Северо-западное направление.

Стуре покачал головой:

— Может, лучше сам за руль сядешь?

— Думаю, не стоит, — ответил Давид, — я пока еще не вполне... короче, не стоит.

Стуре поднял голову от карты. Чуть улыбнувшись, он наклонился и открыл бардачок.

— Вот, прихватил с собой. — Он протянул Давиду две деревянные фигурки, каждая сантиметров пятнадцать в высоту.

Куклы были до блеска отшлифованы детскими руками. Это была парочка — мальчик и девочка, и Давид хорошо знал их историю. Когда Ева была маленькой, Стуре работал на стройке в Норвегии — две недели в отъезде, неделя дома. В один из своих приездов он вырезал из дерева две фигурки для дочки — Еве тогда было шесть лет. К его радости, они тут же стали ее любимыми игрушками — она предпочитала их даже Барби с Кеном.

Но самое забавное, что она назвала девочку Евой, а мальчика Давидом.

Ева рассказала Давиду эту историю через несколько месяцев после их знакомства.

— Это судьба, — сказала она, — видишь, я еще в шесть лет все решила.

Давид закрыл глаза, крутя фигурки в руках.

— Знаешь, зачем я их тогда смастерил? — спросил Стуре, не отводя глаз от дороги.

— Нет.

— Подумал — а вдруг что. Работа у меня была опасная, вот я и решил — мало ли, помру не ровен час... А так хоть что-то после меня останется. Откуда ж мне было знать, что я всех переживу. — Стуре вздохнул.

В его словах прозвучала горечь. Шесть лет назад мать Евы умерла от рака, и Стуре никак не мог смириться с этой несправедливостью — уж лучше бы он умер вместо нее.

Стуре покосился на куколок:

— В общем... Хотелось хоть какую-нибудь память о себе оставить.

Давид кивнул и задумался. Что он оставит после себя Магнусу? Кучи бумаг. Записи своих выступлений. За всю свою жизнь он ничего не сделал своими руками. По крайней мере, ничего такого, что стоило бы хранить.