Блаженны мертвые - Страница 4

Давид ошалело смотрел на вилку в своих руках.

— Нет, вы видели? Короткое замыкание, что ли... Небось, все пробки выбило.

Он нажал кнопку лампы. Лампа включилась, но больше не выключалась.

Магнус запрыгнул на диван.

— Эй, ну давайте дальше играть!

Они дали Магнусу выиграть этот кон. Пока тот подсчитывал свои богатства, Давид упаковал рубашку, концертные ботинки и газету. Когда он зашел на кухню, Ева пыталась отодвинуть плиту.

— Слушай, брось, — сказал Давид. — Надорвешься.

Прищемив палец, Ева выругалась:

— Черт! Ну не можем же мы ее так оставить? Мне сегодня к папе ехать... Вот зараза! — Ева дернула на себя плиту, но та крепко застряла между шкафами.

— Да ладно тебе, — ответил Давид, — сколько раз мы ее оставляли включенной на ночь — и ничего.

— Да знаю. Но одно дело, когда мы дома, а другое — когда никого нет. — Она пнула ногой дверцу духовки. — К тому же мы за плитой сто лет не убирались. Черт, до чего голова болит!

— И что, ты прямо сейчас хочешь этим заняться? Будешь мыть пол?

Она засмеялась и опустила руки, качая головой.

— Нет, конечно. Что-то я завелась. Ладно, пусть стоит.

Не желая признавать поражение, Ева все же дернула плиту еще разок, но та так и не сдвинулась с места. Ева махнула рукой. Магнус вошел на кухню со стопкой монопольных денег.

— Девяносто семь тысяч четыреста! — похвастал он и зажмурился. — Мам, у меня голова болит!

На дорожку они дружно приняли по таблетке от головы, чокнувшись стаканами с водой.

Магнус сегодня должен был ночевать у бабушки, папиной мамы, — Ева собиралась навестить своего отца в Ярфалле и планировала вернуться домой только к ночи. Давид с Евой обняли Магнуса и дружно поцеловались.

— И чтобы мультиками не увлекался! А то знаю тебя — засядешь за «Картун Нетворк»... — напутствовал Давид.

— Да ну, что я, маленький, что ли? — ответил Магнус. — Я такую ерунду больше не смотрю.

— Ну вот и хорошо, — обрадовалась Ева. — Хоть от телевизора...

— Я теперь диснеевские мультики смотрю! Они в сто раз лучше!

— ...отдохнешь.

Давид и Ева еще раз поцеловались, обменявшись многозначительными взглядами в предвкушении предстоящей ночи наедине. Ева взяла Магнуса за руку, и они ушли, помахав Давиду на прощание. Он стоял на тротуаре, глядя им вслед.

А вдруг я их больше никогда не увижу?..

Его охватил привычный страх. Слишком уж милостив был к нему Бог, щедр не по заслугам — вдруг передумает и все отнимет? Ева с Магнусом скрылись за углом, и Давид едва удержался, чтобы не побежать вслед за ними — остановить, удержать: «Слушайте, идемте лучше домой? Посмотрим «Шрека», в «Монополию» сыграем... Лишь бы не расставаться...»

Привычный страх, только сильнее, чем раньше. Но Давид взял себя в руки, повернулся и пошел в сторону Санкт-Эриксгатан, прокручивая в голове свой новый монолог:

«Нет, вот мне интересно — откуда берется такой материал? Дамы возмущены до глубины души — и что же они делают? Они направляются в ближайший магазин, покупают ящик водки и пачку порножурналов — и начинают, так сказать, лить водку на колесо истории. И вот льют они, льют, и вдруг на горизонте появляется наш неутомимый фотограф Путте Меркерт.

— Дамы, — недоумевает Путте Меркерт. — Зачем вы переводите столь ценный продукт?

— Мы протестуем, — отвечают дамы, поливая спиртом глянцевые обложки.

— Ага, — ликует в душе фотограф, — вот она, сенсация!»

Нет, не фотограф. Путте Меркерт. Везде только по имени.

«— Ага, — ликует Путте Меркерт, — вот она, сенсация!»

Тут Давид замер посреди моста, заметив нечто из ряда вон выходящее. Совсем недавно он читал в газете, что Стокгольм населяют миллионы крыс. Сам он никогда их здесь не видел, а тут нате вам — целых три, да еще прямо посреди тротуара на мосту Санкт-Эриксбрун. Одна здоровая, две поменьше. Они носились кругами, гоняясь друг за другом.

Крысы шипели, скаля зубы, и одна из мелких все же умудрилась вцепиться большой в спину.

Давид попятился. Когда он поднял недоумевающий взгляд, напротив стоял пожилой мужчина и с раскрытым ртом наблюдал за крысиным боем.

Мелкие были размером с котенка, большая — с карликового кролика. Голые хвосты сучили по асфальту. Взрослая крыса издала пронзительный крик, прогибаясь под тяжестью теперь уже второго крысенка, впившегося ей в загривок. Шкура ее, напитавшись кровью, отливала иссиня-черным.

Это что же, крысята? Собственную мать?..

Давид прикрыл рот рукой, испытывая внезапный приступ тошноты. Взрослая крыса шарахалась из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя крысят. Давид никогда не слышал, как кричат крысы, он даже не знал, что они умеют кричать. Крыса верещала истошно, как-то по-птичьи, и от этого крика в жилах стыла кровь.

Напротив замерло еще несколько человек. Они с напряженным любопытством следили за происходящей борьбой, как будто это было не кровавое побоище, а крысиные бега. Давид хотел уйти, но не мог — отчасти из-за непрерывного потока машин, отчасти потому, что был не в силах оторвать взгляд от крысиной драки.

Взрослая крыса вдруг застыла, вытянув хвост. Крысята закопошились, впиваясь когтями в ее живот, и головы заходили рывками, терзая жесткую плоть. Из последних сил крыса подползла к краю моста, протиснувшись под ограждением вместе со своей ношей, и клубок тел полетел в воду.

Давид успел разглядеть падение. Гул машин заглушил всплеск темной воды, быстро сомкнувшейся над крысами. Брызги на мгновение сверкнули в свете фонарей — и все.